Строевым шагом вошли четверо инквизиторов в низко надвинутых широкополых шляпах, скрывающих лица. Встали по бокам от входа.

Вслед за ними медленной, вальяжной походкой прошествовал высокий худощавый человек в приталенном костюме из серого вельвета и узких, по последней моде, штанах. Каждый свой шаг он сопровождал звонким постукиванием трости по мраморным плитам.

Он был в годах, но лицо все еще хранило отпечаток былой красоты — бледной и надменной, как погребальные лилии; такая красота обычно свойственна аристократам и ученым. Глубокая седина нисколько его не портила, придавая облику особый шарм.

— Верховный… — по залу прокатился изумленный вздох.

Я схватилась руками за подбородок в безуспешной попытке справиться с собственной изумленно отвалившейся челюстью.

Великий инквизитор? Тот, кого я видела лишь на газетных гравюрах, третий человек в государстве после императора и сенатора Амвэла… Кого за глаза называют гулем, куклой в руках Сената, но боятся пуще самого Ваал Гала…

Что, раздери меня саламандра, ему понадобилось в академии?!

Похоже, этим вопросом задавалась не только я. Даже Лион утратил всю свою невозмутимость и, никого не стесняясь, нервно грыз ноготь большого пальца, грозя вскоре добраться до фаланги.

Один из сопровождавших поднял склоненное лицо. Под полой шляпы я разглядела острый подбородок, кончик хищного носа, глаза за полоской очков… И едва не вскрикнула. Дей!

Он скользнул по толпе равнодушным взглядом, задержался на мне… и снова низко опустил голову. Я последовала примеру Лиона, вцепившись зубами в палец и чувствуя, что от переживаний и сумбурных мыслей голова вскоре взорвется, как старый перегревшийся котел.

Инквизитор тем временем, сделав несколько шагов, остановился, опираясь на трость. Сочный красный рот дрогнул, обнажая здоровый оскал человека, регулярно посещающего дантиста.

В наступившей могильной тишине его голос прозвучал гулко, как церковный колокол:

— Господа студенты! Я, Верховный инквизитор Доминик Фран, приветствую вас от лица Инквизиции и спешу обрадовать: все, присутствующие в этом зале, с блеском прошли государственное испытание и отныне официально вступают в ряды славной инквизиторской гвардии!

Пожалуй, бомба, взорвавшаяся прямо в центре зала, произвела бы меньший эффект. Студенты заволновались, как штормящее море. Послышались крики: одни — полные торжества и радости, другие — сиплые от страха. Какая-то первогодка, картинно заломив руки, хлопнулась в обморок.

Верховный же, с чьего лица не сползала широкая улыбка Чеширского кота, выдержав эффектную паузу, припечатал:

— Отказ приравнивается к измене и карается смертью. На месте.

ГЛАВА 5

СТОГЛАВЫЙ ПЕС

Земля качнулась и поплыла. Вдруг показалось, что она уменьшилась до размеров циркового шара — как неумелый трюкач, я изо всех сил замолотила ногами, пытаясь удержать равновесие… И непременно бы упала, не подхвати меня знакомые, чуть грубоватые руки.

В отличие от остальных, Шенрияр не утратил самообладания — лишь между бровями прорезалась глубокая хмурая складка, а во взгляде появилось странное выражение: то ли угрозы, то ли мрачного торжества.

Нисса рыдала, как профессиональная плакальщица на похоронах. Лион расплылся в блаженной улыбке идиота.

Мне не было до них дела. В висках бешено стучала кровь, и одна-единственная мысль заполняла собой все сознание: «Инквизитор… инквизитор… инквизитор…» Я — инквизитор? Бог-Дракон, что за нелепость! Нет, я не стану одной из тех, кто поднимал отрубленную голову Джалу над площадью, демонстрируя улюлюкающей толпе! Признаю, я была готова пойти на убийство, но одно дело — защищать слабых и совсем другое — устраивать кровавое представление на потеху публике…

Беспомощным взглядом я скользнула по фигурам инквизиторов-стражей — неестественно прямым, жестким, будто под тяжелыми складчатыми плащами были не тела из плоти и крови, а проволочный каркас. Дей больше не поднимал головы, и мысленно я заклинала его бросить в мою сторону хотя бы взгляд. Теперь было ясно, почему он так настаивал на бессрочной «ссылке», наверняка знал о планах Инквизиции. Но неужели нельзя было как-то намекнуть?

Нехотя глаза переползли на ухмыляющееся лицо Доминика Франа. Во мне еще оставались силы на саркастичную мысль, что от такого оскала у любого нормального человека через пару секунд свело бы челюсть.

«Станешь» — я вздрогнула, перехватив почти ласковый взгляд теплых, как нагретые на солнце каштаны, глаз.

«Ты станешь, — говорили они, — убивать, как мы, думать, как мы. Одной из нас…»

Во рту появился гадкий привкус ржавчины. Тело бил озноб, в тщетной попытке согреться я обхватила себя руками.

«Станешь… — тихо шепнул чей-то голос, бесцеремонно забравшийся прямо в голову. — Или умрешь».

Я сморщилась, всеми силами сдерживая подступающие слезы. Они все же потекли, злые и до того соленые, что кожу болезненно засаднило.

Он был прав. Верховный, чья воля сминала, как тесто, не только мои — мысли всех присутствующих, был прав. Я слишком хочу жить и слишком верю в то, что могу умереть прямо здесь и сейчас, чтобы отказываться от столь «щедрого» предложения…

— Что здесь происходит? — до боли знакомый, родной голос вырвал меня из оцепенения.

В зал быстрыми шагами вошел Амадэус Крам. У входа один из стражей попытался преградить путь, но ректор легко толкнул его в плечо — и инквизитор, чье тело стало вдруг невесомым, как пушинка, с грохотом впечатался в створку двери.

— Господин Доминик Фран, я требую объяснений! Что, Ваал Гал побери, вы себе позволяете?!

Было непривычно видеть ректора в мятом костюме, с растрепанными волосами и без любимой трости. На фоне одетого с иголочки Верховного он выглядел, мягко говоря, непрезентабельно, но мне было плевать. Я с трудом удержалась, чтобы не завопить во всю глотку и не броситься ментору на шею. Сейчас он им покажет, почем фунт лиха на тальзарском рынке! Подумаешь, Инквизиция… Ректор Государственной академии магии — это вам не испуганные молокососы в студенческих файтонах!

— Ректор Крам, — улыбка Верховного стала шире, превратившись в самый настоящий звериный оскал, — взаимно рад встрече! Как видите, я пришел с радостной вестью — лучшие из ваших студентов удостоены чести вступить в гвардию. Порадуйтесь же за них!

— Что?! — Амадэус смертельно побледнел, на щеках заходили желваки. — Вся академия завалена бесчувственными телами, а моих магистров удерживают ваши… ваши…

— Псы? — ласково подсказал Верховный.

— Да, псы! Рагхар меня побери, ваши псы!

— Увы, таковы новые правила Испытания. Магистры могли помешать процессу отсева.

— У вас нет права, Доминик, — ректор глубоко вздохнул и сжал кулаки, пытаясь успокоиться, — сейчас середина учебного года. К тому же студенты вольны самостоятельно принимать решение об участии в Испытаниях… Это… это просто варварство какое-то! Я немедленно отправляю прошение в Сенат, и, клянусь пресвятой Туанской девой, у вас будут большие неприятности!

— Амадэус, может быть, обсудим это в другом месте?

— Я не стану ничего с вами обсуждать, господин Фран. — Ректор уже полностью взял себя в руки, на лицо вернулись собранность и ледяное спокойствие. — Вы подвергли жестокому истязанию моих студентов и поплатитесь за это.

— Ну что ж, раз вы настаиваете… — Верховный вздохнул в наигранном сожалении, с демонстративной медлительностью вытянул из внутреннего кармана пиджака небольшой кожаный тубус. — Вот, читайте. Указ сенатора «О военной мобилизации магов».

Амадэус развернул свиток, быстро пробежал глазами. Лицо его стало вдруг растерянным и беспомощным, как у заблудившегося в толпе ребенка.

— Как же так… — Он с машинальной аккуратностью вернул свиток в тубус, обвел глазами зал. При виде меня ректор сморщился и словно бы враз постарел на добрый десяток лет.

— Они ведь еще совсем дети, Доминик…